Фаллон, задыхаясь, проговорил:
— Кордак, я думаю, она нас подстрекает, она хочет видеть кровь… но за наш счет.
— Я согласен… вы правы, мастер Энтане.
Они отдувались, как два паровоза. Потом Фаллон сказал:
— Как насчет того, чтобы кончить это? Кажется, мы равны по силе.
— Дуэль начали вы, зер, но если вы хотите прекратить ее, то я, как благоразумный человек, с удовольствием принимаю ваше предложение.
— Тогда кончим.
Фаллон отступил и наполовину вложил рапиру в петлю на поясе, все же опасаясь предательской атаки Кордака. Тот отошел к стене и сунул шпагу в пустые ножны, болтавшиеся на вешалке. Он посмотрел на Фаллона, чтобы убедиться, что тот спрятал свое оружие, и продолжал пока рукой снимать рукоять шпаги.
Потом он унес ножны со шпагой в спальню.
Гази повернулась и вошла в спальню перед ним. Фаллон упал в кресло. Из спальни доносились взаимные обвинения. Потом снова показалась Гази в юбке, платье и сандалиях, неся сумку со своими вещами. Затем вышел и Кордак, тоже одетый и с пристегнутой шпагой.
— Мужчины, — произнесла Гази, — и кришняне, и земляне — самые жалкие, ненавистные и презренные животные. Не ищите меня, я рву с вами обоими. Прощайте, я не желаю вас видеть!
Она хлопнула дверью. Кордак засмеялся и утомленно растянулся в другом кресле.
— Это мой самый серьезный бой после схватки с джунгами при Таджроше, — сказал он. — Удивляюсь, как может женщина приходить в такую ярость. Она кипела, как прибой у утесов Квеба.
Фаллон пожал плечами:
— Иногда мне кажется, что я вообще не понимаю женщин.
— Вы завтракали?
— Да.
— Тогда понятно. Если бы у меня был набит живот, все пошло бы по-другому. Пошли на кухню, я приготовлю себе яичницу.
Фаллон встал. Кордак снял с кухонных полок припасы и бутылку.
— Не очень-то похвально начинать день с квада, — капитан, — но битва вызывает жажду, и глоток, которым мы компенсируем то, что потеряли во время дуэли, не причинит нам вреда.
Осушив несколько рюмок, Фаллон почувствовал, что пьянеет, и сказал:
— Кордак, старина, как я рад, что не ранил вас. Вы для меня идеал мужчины.
— Мастер Энтане, я чувствую по отношению к вам то же самое. Вы для меня ближе лучших друзей-кришнян.
— Выпьем за дружбу!
— За дружбу! — воскликнул Кордак, поднимая свой стакан.
— Бороться или погибнуть вместе! — сказал Фаллон.
Кордак, выпив, поставил стакан и посмотрел на Фаллона.
— Дорогой друг, — начал он, — вы очень благоразумный и рассудительный человек, когда не поддаетесь варварской ревности.
Кроме того, вы служите со мной в гвардии. Поэтому я хочу намекнуть вам на предстоящие события, чтобы вы подготовились.
— А что?
— Этот варвар Гхуур из Квааса в конце концов выступил. Сообщение было получено вчера вечером, перед тем, как я отправился к вам домой. Он еще не перешел границу, но весть об этом ждут с минуты на минуту.
— Значит, гвардия…
— Вы уловили мою мысль, зер. Приведите свои дела в порядок, ибо нас могут отправить в любой день. А теперь мне нужно идти в казармы, там я буду оформлять документы для выступающих отрядов. Какое ужасное общество! Почему я не родился несколькими столетиями раньше, когда искусство письма было так редко, что все необходимое солдат держал в голове!
— Кто же будет охранять город, если отправят всю гвардию?
— Не всю. Новобранцы, ограниченно годные и отставные гвардейцы останутся и займут посты тех, что уходят. Мы, капитаны районных отрядов, отправимся тоже, но кто-то с большим отрядом останется нести службу в…
— В Сафке? — спросил Фаллон, видя, что Кордак колеблется.
— Я не настолько пьян, чтобы выболтать это. Откуда вам известно?
— Слухи. Но что нужно охранять?
— Этого я не имею права говорить. Скажу только: в этом древнем здании хранится что-то такое новое и смертоносное, по сравнению с чем стрелы лучников Гхуура покажутся безопаснее весеннего ливня.
Фаллон сказал:
— Ештиты всегда хранили в тайне внутренние помещения Сафка. Я не знаю ни одного плана или чертежа этого сооружения.
Кордак улыбнулся и пошевелил одной антенной, что было кришнянским эквивалентом подмигивания:
— Это не такой уж секрет, как они думают. Тайна теперь известна, как и их смешные ритуалы.
— Вы полагаете, что кто-то из не принадлежащих к культу знает его тайну?
— Да, зер. Во всяком случае, мы можем догадываться…
Кордак выпил еще одну порцию квада.
— Кто это «мы»?
— Ученое общество, к которому я принадлежу, именуемое «Меджраф Джандишира». Вы слышали о таком?
— Неофилософское общество? — пробормотал Фаллон. — Я немного знаю о его доктрине… Значит, вы… — он вовремя удержался от замечания, что эта доктрина является самым отъявленным примером межзвездной глупости.
Кордак, однако, уловил презрительную нотку в оборванной фразе Фаллона и сказал:
— Встречаются такие, кто смеется над нашими принципами, не зная их и предпочитая отвергать мудрость, а не проверять ее. Что ж, я постараюсь объяснить вам, как смогу — ведь я всего лишь необразованный солдат. Если вы заинтересуетесь, я познакомлю вас с более образованными членами нашего братства. Вы слышали о Пятсмифе?
— О ком?
— О Пятсмифе… Как велико невежество землян, не знающих даже о величайшем из своих соплеменников!
— Он был землянином? — Фаллон никогда не слышал о Чарлзе Пьяцци Смите, эксцентричном шотландском астрономе девятнадцатого столетия, основавшем псевдонауку пирамидологию. Но даже если бы и слышал, вряд ли узнал бы это имя в интерпретации Кордака.