— Кроме того, курение вблизи здания и внутри запрещено, — прочирикало существо. — Но поскольку тон твоего обращения ко мне, наконец-то, сделался в должной мере почтительным, я считаю возможным прекратить дальнейшее расследование этого случая.
— Благодарю вас, Ваше превосходительство, — поклонился Хаас, после чего снова надел шляпу и проследовал за сэром Ховардом в здание. Но рыцарь отчетливо расслышал, как уроженец Запада пробурчал еще кое-что:
— Я, конечно, мирный человек, однако…
За конторкой, где оформлялись разрешения, сэр Ховард увидел человека с белыми, уныло свисающими усами. Сделав отметку в бумагах, клерк поставил печать, не задав ни одного вопроса. Вид у него был нервный, и производил он довольно жалкое впечатление, как и все люди, работающие в окружении прыгунов.
Когда они возвращались к привязанным лошадям, Хаас очень тихо сказал:
— Послушай, Хов, тебе не показалось, что прыгун прицепился ко мне просто так, лишь бы покрасоваться перед своей подружкой?
— У них не бывает подружек, Лайман, — ответил сэр Ховард, — потому, как у них нет мужчин и женщин. Вернее, каждый из них есть сразу и мужчина, и женщина. Правда, чтобы сделать кладку яиц, требуются двое, но яйца несет каждый, да и высиживают их они оба. Гермафродиты, так они сами себя называют.
Хаас выпучил глаза.
— Значит, ты хочешь сказать… — Он вдруг согнулся от хохота, в восторге колотя себя по ляжкам. — Парень, как бы мне хотелось завести у себя дома клетку с такой сладкой парочкой!
— Давай подзаправимся тут, Хов. Здесь можно смотреть через окно на железную дорогу. Мне нравится глядеть, как мимо меня топают слоны.
— О’кэй, Лайман. Думаю, это место ничуть не хуже любого другого в Амстердаме. Два манхэттена, — распорядился сэр Ховард, подойдя к стойке бара.
— С соломинкой, сэр? — спросил бармен, явно испытывавший подобающее почтение к людям в доспехах.
— Не надо, — невнятно пробормотал рыцарь, сражавшийся со своим шлемом, — конечно в том случае, если мне удастся снять эту штуку. Ох! — нагрудник, наконец, поднялся. — В самое ближайшее время придется разобрать проклятый шлем на части, да хорошенько почистить. Все шарниры жутко забиты грязью.
— Знаешь, Хов, — сказал Хаас, — именно потому мне всегда сильно не нравились эти железные горшки. Упаси Бог надевать их на голову. Хотя ничего не имею против того, чтобы разводить в них цветочки. Понимаешь, я всегда думал: предположим, какой-нибудь малый предложит выпить, а мне придется сначала бороться со всеми этими забралами, подъемными нагрудниками и прочей мурой, чтобы убрать их с дороги. Но ведь к тому моменту, когда я, наконец, буду готов выпить, парень может уже передумать! — он сделал хороший глоток и удовлетворенно вздохнул: — Да, янки, безусловно, знают, как смешивать коктейли. А у нас, в Вайоминге, они получаются такими мерзкими, что мы предпочитаем пить каждое входящее в них зелье по отдельности.
— Вполне симпатичная речка, ваш Мохаук, — продолжал он, — хотелось бы сказать то же самое про некоторые города по берегам. Я ехал из Нью-Йорка через Коннектикут; вот там у них действительно приятные городки, не то, что здесь. Но река на самом деле хороша. Люблю смотреть на речные суда. Их механики умеют здорово управляться со своими лошадьми.
— И все же, я заявляю, что это верх неприличия! — громко произнес кто-то в баре. Головы всех присутствующих повернулись на голос. Некоторые зашикали на возмутителя спокойствия, но тот упорно продолжал: — Как всем известно, подобные дела творятся не первый год, но еще никогда он не бросал нам такое оскорбление в лицо. Мог бы везти ее по боковым переулкам, а не тащить по главной улице!
— Какая еще улица, и кто кого куда тащил? — спросил у соседа сэр Ховард.
— Келли снова охотился за девочками, — ответил тот. — Только на этот раз его банда захватила девушку прямо здесь, в городе. Потом они связали ее, и Келли повел процессию по центральной улице. Я видел сам: она сидела на лошади, выпрямившись, как солдат, и не могла издать ни звука — ведь во рту кляп. Люди были очень раздражены. Думаю, если б у кого-нибудь оказался консервный нож, он попытался бы провертеть дырку в Келли, хотя следом ползли его лобстеры. Хотел бы я, чтоб у меня была под рукой хорошая открывашка!
— Что он лопочет? — недоуменно спросил Хаас.
— Он говорит, — ответил рыцарь, — что если б у него оказался под рукой боевой топор или секира, он бросился бы на Келли, несмотря на его охрану, шайку тяжеловооруженных всадников. Легковооруженных здесь называют крабами.
— На каком все-таки жутком английском языке вы говорите тут, на востоке, — сказал Хаас. — Кто такой Келли? Похоже, сильно крутой. Он бандит?
Их собеседник внимательно посмотрел на герб сэра Ховарда и на одежды Хааса.
— Вы чужестранцы, не так ли? Уоррен Келли бандит и есть, уж это точно. Он продает горожанам «крышу». Сами знаете, как: «А ну, плати за охрану, или тебе же будет хуже!» Вообще-то считается, что город — часть владений Шенека, то есть барона Шенектади, но сам барон все время торчит в Нью-Йорке, а здесь некому следить за порядком, и никто ничего поделать не может. У Келли большой замок рядом с Бродальбином, туда-то он и поволок несчастную девушку. Титула у него еще нет, хотя по нынешним временам его не так уж трудно заполучить. Я, конечно, не имею в виду истинных дворян, — поспешно добавил он. — Вы когда-нибудь задумывались, насколько важно страхование жизни, джентльмены? Если вы не против, вот моя карточка. Для благородных воинов моя компания предлагает особо выгодные условия…